Я не скажу, что мне что-то такое концептуальное нравится в «Анне Каре­ниной». Я просто выдумал что-то такое, о чем можно было бы с журналиста­ми говорить, просто выдумал: «Да, вот это трагедия гипертрофированной совести в наше бессовестное время»... И это тоже есть в романе, но это не является концепцией и быть ею не может. Там все намного значительнее и сложнее, чем больная совесть Анны. Когда мы работали над картиной, я все время думал, как бы не попасть в створ дешевых доказываний, которые понятны всем и без меня, и без Толстого, без наличия произведения и без его экранизации. Всем же понятно, что лучше жить с совестью, нежели без совести, что жизнь без совести доводит черт знает до чего, что совесть является первым признаком существования Бога в человеке, поскольку, когда делаешь что-то нехорошее и тебя никто при этом не видит, тебя все равно что-то начинает мучить. Эти вещи понятны и без меня. Непонятно только одно, то, как гениально это написано Толстым. Развернуть полностью